|
СЕМЬЯ ИЛИ ЖЕНЩИНА? ОТНОШЕНИЕ ГОСУДАРСТВА К ПРОБЛЕМЕ НАСИЛИЯ В СЕМЬЕ Реакция государства на насилие в отношении женщин Гражданско-правовые механизмы защиты от насилия в семье Развод Социальные, юридические и административные препятствия разводу делают бесперспективными попытки женщин освободиться от насилия. В современном Узбекистане отсутствуют важнейшие гражданско-правовые механизмы защиты от жестокости в семье, такие, как защитительный ордер. Единственным выходом для многих женщин становится развод. Однако, несмотря на законодательные гарантии равных возможностей для супругов, попытки женщины расторгнуть жестокий брак зачастую наталкиваются на противодействие со стороны должностных лиц махалли, председателей комитетов женщин и даже судей. В узбекском обществе развод вообще является неблаговидным делом, особенно для женщины. Как говорила адвокат и активист женского движения: "По нашим стандартам, если девушка выходит замуж, а потом уходит по собственной воле — она испорчена и не может выйти замуж снова".130 Это подтверждает также психолог, консультант центра кризисной помощи женщинам: "Развод для узбеков дело немыслимое. Вот текущий случай 36-летней женщины: у нее пятеро детей, муж бьет регулярно. Она думает, что, если будет разводиться, люди станут плохо говорить о ней. Наши психологи уговорили ее отца забрать ее на несколько месяцев. Будет она разводиться или нет — непонятно. Люди скажут, что она плохая жена. Женщина без мужа — плохая женщина".131 Считается, что развод негативно сказывается не только на жене, но и на всей семье в целом. Действительно, сотрудники известной неправительственной организации по правам женщин с долей гордости рассказывали представителям Хьюман Райтс Вотч, что уговаривают мужей, собравшихся бросить жену, остаться в семье, ссылаясь на трудности, которые могут в будущем возникнуть при выдаче замуж дочерей разведенных родителей.132 Желание остаться в семье выражали более половины из 20 пострадавших от семейного насилия женщин, с которыми встречались представители Хьюман Райтс Вотч. Так, женщина, до ухода к родителям в течение шести лет брака страдавшая от ежемесячных побоев, говорила, что вопрос о разводе может встать для нее только в случае тяжелой травмы.133 Согласно Семейному кодексу Узбекистана процесс развода вправе инициировать любой из супругов. В случае взаимного согласия и при отсутствии детей брак может быть расторгнут в административном порядке — путем подачи заявлений в ЗАГС.134 Если же у супругов в браке родились дети или если взаимное согласие отсутствует, то одна из сторон должна обратиться в суд. Кодекс лишает мужа права подавать на развод, если жена беременна или есть дети до года.135 В любом случае судья может назначить отсрочку до полугода, и только после этого повторно рассмотреть дело.136 Семейный кодекс предоставляет судье значительное поле для решения по собственному усмотрению: "Брак расторгается, если судом будет установлено, что дальнейшая совместная жизнь супругов и сохранение семьи стали невозможными".137 Развод стал еще более сложным в 1998 г., объявленными правительством Годом семьи. Адвокаты и представители НПО утверждают, что в тот год государственные органы, стремясь "укрепить семью", прилагали особые усилия к ограничению числа разводов. Лидер одной из неправительственных организаций, в прошлом — партийный функционер, говорил представителям Хьюман Райтс Вотч: "Было указание сверху, устное, что если на территории слишком много разводов, то администрация будет наказана".138 ЗАГСы отказывали супругам в разводе по взаимному согласию на том основании, что не могут сделать этого в Год семьи.139 Несмотря на то что отводимый для примирения шестимесячный срок не является по закону обязательным, на практике, по словам адвокатов и должностных лиц, с 1998 г. суды стали назначать его практически во всех случаях. Администрация махалли и чиновники местного уровня, а также ряд судей в беседах с представителями Хьюман Райтс Вотч отмечали, что считают это положение обязательным.140 "Женщинам трудно получить развод, — говорила адвокат в одной из областей. — Они [судьи] назначают примирительный период и проводят беседы. Судьи говорят женщинам, чтобы те подождали и постарались помириться".141 Назначение периода для примирения было общей практикой еще до принятия в 1998 г. политики ограничения разводов до минимума. Свидетели рассказывали представителям Хьюман Райтс Вотч, что такая волокита, как и бюрократические игры и унижение в суде, были для них весьма тягостными и что после принятия решения о разводе для них было важно, чтобы все это быстрее закончилось. "Карима", подавшая на развод в начале 1995 г., была разведена с мужем лишь к концу года, после полугодового примирительного периода: "Первый раз я пошла в суд в мае. Там был судья и еще пять заседателей. Вопросы задавали. Хотели помочь семье, собрать нас снова вместе. Суд был категорически против развода. Дали нам шесть месяцев для примирения... Второй раз, когда мы ходили в суд, новый судья был. Все трое заседателей — мужчины. Судья был на стороне мужа... Дал нам еще три месяца".142 Заурядные бюрократические препоны, как и неблагожелательное отношение, создают серьезные трудности женщинам, решившимся расторгнуть жестокий брак. Городская женщина, имевшая полную поддержку со стороны собственной семьи и даже нанявшая адвоката, получила в 1996 г. развод после двухлетнего ожидания:
Уже после первого заседания судья назначил трехмесячный срок до рассмотрения этого дела по существу. Ни Семейный кодекс, ни Закон о махалле не предусматривают для должностных лиц махалли какой-либо процессуальной роли в расторжении брака. Тем не менее Хьюман Райтс Вотч было установлено, что последние систематически берут на себя функции "фильтра", позволяя женщинам подавать в суд или блокируя их попытки путем отказа в выдаче "характеристики". Председатель махалли говорил нашим представителям, что "с 1999 г. суды не дают ход бракоразводному процессу без согласия махалли"; это подтвердил и лидер известной НПО.144 Председатель районного комитета женщин в открытую рассказывала о политике ограничения разводов: "По спискам проходит три-четыре семьи, где муж бьет жену. Все они живут вместе, не разведены. Мы не допускаем дело до развода... Без характеристики развод не получишь".145 Практически все хотевшие развода пострадавшие от насилия в семье, с которыми беседовали представители Хьюман Райтс Вотч, были уверены, что для этого им придется получить разрешение махалли; данное положение также подтверждали должностные лица махалли и судьи, хотя закон, строго говоря, не содержит такого требования. Чиновники местной администрации в беседах с представителями Хьюман Райтс Вотч неоднократно высказывали удовлетворение низким числом разводов на их территории и своими успехами в деле "примирения" семей. По словам председателя сельсовета, в зону ответственности которого входит около 11 кишлаков с населением 13 тыс. человек, разделенных на четыре махалли, каждый год в его сельсовете происходит 10-15 семейных конфликтов (не обязательно связанных с насилием), но за предыдущие 12 месяцев все были улажены без вмешательства милиции или суда. Кенгаш, как правило, стремится предотвратить развод даже в случае систематического физического насилия. Вышеупомянутый председатель сельсовета относится к редким представителям местной администрации, которые по-иному подходят к проблеме развода. По его словам, его отношение несколько изменилось после самоубийства в 1999 г. женщины, неоднократно обращавшейся к местным властям с просьбой сделать хоть что-то для защиты ее от постоянных побоев и изнасилований со стороны мужа (см. ниже). "Это самоубийство сильно на меня подействовало. Я понял, что необязательно заставлять их жить вместе, если он бьет ее. Дела, которые к нам приходят, — мы стараемся убедиться, что семья не разрывается. Там, где нет возможности спасти семью — разводим".146 Должностные лица махалли и представители местных властей отказываются принимать во внимание потенциальные последствия и продолжают настаивать на примирении жены с мужем и сохранении семьи. Остаться с мужем убеждал женщину, которая три года жаловалась на побои и подала на развод, даже упомянутый председатель сельсовета, несмотря на имевшийся в его практике случай самоубийства.147 Муниципальные и районные органы исполнительной власти оказывают давление на кенгаш, с тем чтобы такие дела "разрешались" без развода. Председатель муниципального комитета женщин рассказывает, как ее структура реагирует на сообщения о планируемом разводе:
"Лола" 26 лет прожила в жестоком браке, заработав в результате прокола легкого стойкую инвалидность; она неоднократно обращалась к руководству махалли, последний раз — к женщине, незадолго до того ставшей председателем (ранее работала директором школы). "У нас традиция такая, что, когда с жалобой приходишь — проходит два-три дня, обещают помочь, а потом начинают уговаривать простить его и остаться, — вспоминает "Лола". — Я к предыдущему председателю три раза ходила, и через два-три дня начинают уговаривать вернуться".149 В результате ей пришлось еще раз обращаться за помощью, поскольку муж вместе со взрослым сыном от первого брака, пытался выгнать ее из дома с двумя малолетними детьми: "Если надо будет — я даже в суд готова пойти. Я пришла к ней за помощью, чтобы защитили... Я двадцать шесть лет ждала, что он изменится, а теперь я пришла к ней с надеждой на бога и на махаллю, что помогут".150 Председатель, однако, стояла на своем, предложив решить проблему без развода и уклонившись от прямого ответа: "Не знаю, как там насчет суда. Естественно, мы постараемся помирить семью".151 Одним из рычагов, которым кенгаш может воспользоваться, чтобы заставить женщину отказаться от развода, является угроза заблокировать выплату причитающихся ей пособий. Это отмечалось также в докладе Программы развития ООН по Узбекистану за 1999 г., где говорилось об использовании в махалле "субъективных факторов" при распределении социальной помощи нуждающимся, приводящем иногда к лишению выплат тех, кто по закону имеет на это право.152 "Женщину легко уговорить спасти семью, — говорил представителям Хьюман Райтс Вотч председатель махалли. — Мне приходится разговаривать с женами, которые не хотят оставаться с мужем. Говорю им, что не получат ни алиментов, ни пособий на детей никаких".153 Должностные лица махалли и других органов местной администрации также рассказывали, что обсуждали дела о разводе в неофициальных контактах с судьями.154 Кенгаш может также воспрепятствовать разводу, отказав женщине в предоставлении отдельных документов или потребовав за их выдачу не предусмотренную законом плату. "Рано" рассказывала, как сельсовету не удалось получить от ее мужа необходимые документы, и она попыталась получить копию свидетельства о рождении в ЗАГСе. В сельсовете, однако, отказались предоставить ей письмо с подтверждением местожительства, сославшись на отсутствие у нее документа, удостоверяющего личность — который самому сельсовету не удалось истребовать у мужа. В конце концов, по словам "Рано": "Я заплатила сельсовету деньги, и они мне его дали. Серьги продала, и эти деньги заплатила за копию свидетельства и документы".155 В ряде случаев махалля сама "разводит" семейные пары, организуя их разъезд и раздел имущества без официальной процедуры. При этом женщина не имеет возможности ни повторно выйти замуж, ни воспользоваться назначаемыми судом выплатами, поскольку по закону она остается в браке. Так, женщина, оставленная мужем, с одобрения махалли получила "мусульманский развод".156 Предпочитая последний официальному расторжению брака, мужчины просто трижды произносят предусмотренную Кораном формулировку уч талак (отказ от жены, по-узбекски) и получают право жениться снова. Их жены, однако, не имея зачастую возможности добиться гражданского развода, не могут выйти замуж и не могут претендовать ни на совместно нажитое имущество, ни на положенную по закону жилплощадь, а иногда даже и на детей. В другом случае женщина после особо жестоких побоев обратилась сначала в махаллю. После краткого периода раздельного проживания муж решил вступить в новый брак и, чтобы собрать деньги на свадьбу, попытался заставить ее продать часть дома, где она проживала с двумя детьми:
Когда одна из сторон, обычно — муж, отказывается признать предложенный махаллей вариант урегулирования, единственным выходом остается обращение в суд. "Мухабат", которую муж бил на протяжении шести лет брака, а потом отверг, в махалле сначала сказали, что она может остаться в доме, где они жили вместе с детьми. Но когда муж стал возражать и угрожать насилием в случае реализации этого варианта, ей было предложено подать на развод и отказаться от имущественных претензий до решения суда как по делу о разводе, так и по алиментам.158 В содействии ее встрече с одним из двух оставшихся с мужем детей было отказано, однако впоследствии махалля помогла ей вернуть ребенка. Несмотря на полученные женщиной серьезные травмы, результатом которых стали, в том числе, частичный паралич и потеря памяти, должностные лица махалли продолжали рассчитывать на то, что смогут все же "помирить" семью. "У нас есть шанс, — говорил председатель. — Если мы сможем помирить их, то вопрос будет закрыт... Тогда кенгаш может пойти в суд и сказать, что все разрешилось... Почему дети должны страдать?"159 Суд, со своей стороны, в таких случаях зачастую видит свою задачу в "сохранении семьи". В беседах с представителями Хьюман Райтс Вотч действующие и бывшие судьи настаивали на том, что при рассмотрении семейных дел их главной целью является недопущение развода, ссылаясь на действительно имеющееся в законе положение о необходимости делать все для сохранения семьи.160 Председатель областного суда объясняет:
Даже в случае наличия доказательств насилия в семье судьи настаивают на примирительном сроке.162 Более того, иногда суд, как представляется, вообще игнорирует заявления о насилии. Например, "Рано", представившей доказательства систематических побоев, в разводе было отказано. После двух лет и трех слушаний она оставила попытки развестись и юридически остается в браке. Сначала, как она рассказывала, судья даже отказывался принять у нее документы: "Судья говорит: 'Почему ты хочешь развод? У тебя двое детей.'" Когда муж так и не отдал ей личные документы и другие бумаги, "Рано" второй раз пошла в суд: Там судья говорит: "Ты говоришь, он тебя бьет, а он говорит, что все в порядке". Велел мне привести свидетелей, чтобы доказать. Аксакалы, которые с моим отцом приходили, пошли в суд, сказали судье, что пытались помирить нас и что мой муж избил моего отца. Подтвердили, что муж мне документы не отдает. Муж на суде сказал, что, если бы я попросила, он бы мне документы тут же отдал. Судья дал нам шесть месяцев на примирение. Это был 1998 г., Год семьи, когда развод был немыслимым. Так что полгода дали, чтобы помириться и наладить все... Сказали мне в суде, что они должны спасать все семьи: "В этом году нам нужно мирить все семьи".163 "Шарофат", подавшая в итоге на алименты после "мусульманского развода" в махалле, рассказывала о скептическом отношении суда к ее заявлениям о побоях: "В суде меня попросили привести свидетелей". На ее слова о том, что единственными свидетелями были дети, последовало: "Мне было велено не противопоставлять детей родному отцу. Сказали, что если бы сосед что-то видел, тогда они могли бы что-то сделать. Но сказали при этом, что я должна простить его. Я не кричала. Это было все равно, как если бы он убил меня. Соседи ничего не видели и не слышали. Только дети".164 На новом слушании по прошествии полугода, вскоре после рождения третьего ребенка, судья опять отказался дать "Рано" развод. "Судья говорит: 'Он хочет жить с Вами, а Вы отказываетесь.' Развод нам не дали, дали еще год на примирение. Судья сказал мне, что у меня только что ребенок родился, надо подождать, пока ему год исполнится".165 В итоге суд отказал в разводе, постановив, что "при рассмотрении дела установлено, что он не бьет ее и что он любит ее".166 Год спустя выяснилось, что суд не только отказал "Рано" в разводе, но и фактически лишил ее права обжалования, не уведомив своевременно о своем решении:
"Рано" полагала, что на вышестоящий суд рассчитывать бесполезно: "В областной суд я идти не хочу. Лучше купить детям одежду и еду. Надо будет тратиться на поездки и на подачу документов. Потом опять начнется все та же песня. Зачем мне снова через все это проходить? Лучше для детей деньги сэкономить... Суд меня кинул".168 Не получив развод, женщина не имеет шансов получить доступ к совместно нажитому имуществу. Если она все же предпочтет настаивать на разводе, вероятность отсудить собственность невелика, особенно для тех, кто живет с мужем в большой семье, где дом и остальное имущество записано на свекра.169 Обычное право предусматривает для женщины, от которой отказался муж, возможность забрать принесенное в качестве приданого, однако в случае отказа со стороны семьи мужа к последней нельзя применить практически никаких санкций. В одном из случаев, о которых сообщали представителям Хьюман Райтс Вотч, родственники мужа женщины, ушедшей к родителям и попытавшейся забрать приданое, обратились в милицию с заявлением о краже; женщину вызывали для дачи объяснений, но дальше этого дело не пошло.170 В семьях из нескольких поколений любые полученные деньги обычно отдаются старшему мужчине или его жене, и все эти средства принято считать собственностью всей семьи, а не конкретной супружеской пары.171 Некоторых женщин, изгнанных из дома, лишают даже права растить детей. В одном из таких случаев женщина ушла от мужа в октябре 1999 г. после пяти лет издевательств. Муж отказался дать ей развод, а его родственники разрешили забрать только младшую дочь, оставив старшую у себя: "Я два раза ходила за ней, но меня вышвыривали, говорили, что мне ее не видать... Главное — я хочу получить дочь. Последний раз, когда я ходила за ней, не так давно, он был пьяный и побил меня".172 За два дня до интервью с представителями Хьюман Райтс Вотч эта женщина потребовала вернуть дочь через суд, но о перспективах поданного иска ничего определенного сказать не могла.
130) Интервью Хьюман Райтс Вотч, 8 июня 2000 г.
|
